Цикады только для взрослых

[mila_pavlova]

***

Приподнялась, опершись о левый локоть. Нежным прикосновением правой руки погладила Сциллу, прижимая руку сильнее, притиснула сосок Харибды. Харибда всегда любила крепкие ласки. Провела пальцами по округлости пустынного живота - Сахаре.

Прогнулась, потянулась и села, раздвинув ноги – хотелось посмотреть на то, что между ними. И вовремя – прямо в лицо из влаги тайной пещеры выкатилась полная луна. Залюбовалась, улыбнулась и легким дуновением вывела Луну на привычный маршрут - подальше от лица, чтобы не ослепляла.

Рука опустилась в ложбину, и средний палец коснулся кнопки вызова. Блим-блим! Дин-дон! Чоки-чок! Чавк-чавк-чавк-чавк – ходил палец, ища нужный нажим. Бедра и таз пошли навстречу движению пальца. Но сколько бы ни прилагали они усилий, всё было напрасно. Чудовище не приходило. Может быть, призыв недостаточно громкий?

Она будет нажимать, и нажимать кнопку, пока чудовище не откликнется.

Убийца

Влажная ночь пела цикадами, прячущимися в буйной растительности.
Путник поднял голову к ночному небу. И когда появилась эта луна? Она неожиданно возникла, осветив две скалы, похожие на согнутые в коленях и раздвинутые ноги. Наверное, её заслоняло облако. Подул ветер, и луна освободилась из плена.

Юноша вошел в лощину. Одежды на нем не было – зачем совершенному телу, молодой упругой коже одежда? Пусть скалы и горы, едва пробивающийся ручей и густая растительность видят его красоту и наслаждаются ею. Он, любимый пёс Богини, предназначен, самой судьбой и волей его повелительницы, дарить наслаждение, удовлетворение и пресыщение всем желающим.

Чем дальше по лощине продвигался путник, тем более полноводным и быстрым становился ручей. Юноша присел на камень и смыл в ручье кровь с рук и ножа. Он осознавал, что назад пути нет. Слишком много сегодня совершено преступлений, чтобы надеяться на снисхождение.

Путник принадлежал к элитным отрядам храма, носившим гордое имя Псы Богини. Повинуясь внезапному импульсу, он, вместо того, чтобы обслуживать жриц и прихожанок храма в обычном режиме, взял нож и стал резать всех, попавшихся ему на пути женщин. Никто не посмел его остановить, все замерли, окаменели; и убийца беспрепятственно вышел из ворот храма, продолжая по дороге убивать прохожих.

Он шел сомнамбулой, не разбирая пути; очнулся лишь, когда взошла луна.

Только сейчас, когда алый морок спал, человек смог перевести дух, но был настороже. Продолжая обмывать нож, он прислушался. Ему показалось, что тишину нарушил тихий звон металла, будто цепь билась о камни. Нет, не показалось - звон приближался. Человек насторожился, приподнялся с корточек, с трудом удерживая равновесие на округлых булыжниках, скользких от воды. Поудобнее взял нож, отвел его немного назад, приготовившись к удару, но оступился. Нож выпал из рук, когда юноша упал и ушиб колено.

Убийца бросился искать нож. Он шарил в воде, пытался уловить блеск лезвия в свете луны, осторожно, но быстро водил чуткими пальцами под камнями – все было напрасно, нож пропал.

Когда он осознал, что остался без ножа, то ощутил себя голым и слабым червяком. На губах появилась ощущение влаги со лба его матери. С ее смертью он впервые почувствовал себя уязвимым и брошенным. Это, дотоле неведомое чувство, ему привелось познать при прощании с ее телом. С тех пор вкус тлена умершей женщины всегда преследовал его в минуты паники и страха.

Он опять упал, но уже в воду, потеряв сознание. Река принесла его и выбросила на белеющий в лунном свете островок, расположившийся у самого устья пещеры.

Беглянка

Она порвала цепь! Она справились с ней! Видимо некоторые звенья деформировались от долгого и упорного старания разбить их камнем. При очередном отчаянном рывке цепь распалась и отделила юную девушку от стены, к которой была прикована. От неожиданности девушка упала.

Отвратительная, грязная работа – удовлетворять похоть каждого проходящего в ворота храма или идущего мимо них. Послушница несла наказание уже третий месяц. Молчала, ожесточившись, озлобившись, не признавая ни за кем права распоряжаться ею. Ждала момента, чтобы освободиться и поквитаться за все с этими узколобыми фанатиками-скопцами.

Девушка очень ослабела – есть приходилось только то, что ей из милости бросят те прохожие, что пользовались ее телом. Жажда была постоянна.

Возможно, ее положение не было бы столь отчаянным, если бы хоть один из них смог добиться ответного чувственного блаженства. Но нет, и здесь ничего, кроме грубости и боли, обжигающей боли в самой нежной части тела. И невыносимая тяжесть, тянущее напряжение внизу живота! Снять, отшвырнуть эту натугу – ей хотелось только этого, но она не знала как.

Внезапное освобождение ошеломило. Если бы это был день, то участь её была бы решена. Но тьма позволила женщине уйти. Даже нога, вся в язвах и потертостях от железа, перестала болеть.

Она уже далеко ушла от храма, уверенно нащупывая босыми ступнями дорогу, как внезапно, словно кто-то специально ее зажег, появилась Луна. Свет! Теперь можно бежать и не быть привязанной к дороге. Девушка бросилась к лесу. Перепрыгивая бурелом, она неслась к двум одинаковым скалам, возвышавшимся над деревьями. Неведомый зов заставлял её ускорить бег, и она бежала во всю прыть, не обращая внимания на боль, причиняемую хлещущим обрывком цепи на ноге.

Наконец, она, задыхаясь, выскочила к ручью, втекающему в пещеру меж двух скал. Скорее в воду – остудить горящую болью ногу. Едва девушка коснулась воды, как ручей, вздувшись весенним паводком, смыл её с берега, втянув в устье пещеры. Она и пискнуть не успела.

Горная река безжалостно крутила и била тщедушное тельце о камни, но, достигнув озера в глубине пещеры, успокоилась, вышвырнув девушку на песчаный берег.

Одежды, - рванья, остававшегося на ней после кошмара, что творили прихожане возле стен храма, не стало. Вода смыла всю грязь, налипшую на нежную кожу. Юная и свежая лежит она, потеряв сознание, не ведая о превращениях, происшедших с ее телом.

Огромный свод нависает над озером и песчаным берегом. Ни сталактиты, ни сталагмиты простор пещеры не заслоняют – их нет. Лишь огромные, вылизанные водой валуны, напоминающие черепа слонов. Внутреннее пространство равномерно освещено желтоватым светом, кажется, он льется отовсюду.

Под сводчатым потолком медленно кружат белые птицы.

Беглянка очнулась от жалобного протяжного звука. Подняла голову и встретилась глазами с обнаженной женщиной, игравшей на свирели. Подчиняясь печальной ноте, встала и направилась к валуну, на котором сидела незнакомка. Сначала девушке показалось, что у музыкантши зеленые волосы. Она коснулась головы женщины и от неожиданности отдернула руку – это были не волосы, а трава. Как на обычном лугу, на голове росло разнотравье, где были и мелкие полевые цветы, и вереск, и дикий чеснок, и колоски ржи.

Музыкантша будто не почувствовала дерзкого прикосновения, продолжала вести тягучую мелодию. Она будто не замечала и боли потрескавшихся грудей - два проснувшихся вулкана раскочегарились и щедро изливали раскаленную магму. Перед девушкой сидело существо, которое, казалось, спешило принять человеческий образ, но не справилось, и сквозь совершенное тело и ослепительно белую кожу проглядывали остатки пустынь, гор, лугов.

Беглянка не могла отвести глаз от двух извергающихся вулканов. Они ей напомнили то время, когда она жила с матерью, отцом и новорожденной сестренкой. Потрескавшиеся груди кормящей матери тоже были похожи на извергающие молоко, кровь и гной вулканы. И они, эти вулканы, сожгли мать – она не осилила горячку и ушла от боли и забот в глубь земли.
Отец отдал детей в храмовый приют, где сестренка долго не задержалась и отправилась вслед за матерью.
А вот она, безымянная былинка, выжила, подросла и ее заставили стать послушницей храма. Проклятые скопцы, они мучили ее непосильной работой и заставляли оказывать услуги, значения которых она не понимала и отказывалась их выполнять, содрогаясь от отвращения. За строптивость ее и приковали к стене. Там, сидящую на цепи деву, прихожане обучили всему, что необходимо знать для ублажения похоти мужчин.

Незнакомка отложила свирель и коснулась кончиками пальцев цепи на ноге беглянки. В то же самое мгновенье цепь оказалась в руках женщины, отпустив девичью ногу. Странная музыкантша держала эту ржавую змейку и разглядывала. Чем дольше она смотрела на нее, тем больше та менялась, истончаясь, принимая серебряный блеск и чистоту. Засмеялась, сказала, или только показалось, что сказала: «Эта железка нам не пригодится». И отшвырнула цепь.
Пригласила: «Пойдем».