Главлит и чиновник

 Бывают странные события. Они не влияют на вашу жизнь, но врезаются в память, как курьёз, как приключение.
Однажды была командирована в Москву. В министерстве, как обычно, бумаги подписывать не спешили, ждали мзды, и отнекивались: "Ваши бумаги должны быть подписаны в Главлите!"
С чиновником спорить, что носить воду решетом.
Спросила, где этот Главлит. Хозяин кабинета со странной усмешечкой называл адрес дома где-то на Калининском. Быстро нашла и, не глядя на милиционеров на входе, поднялась по длиннющей и очень крутой лестнице, состоящей из двух огромных пролетов.
Хожу по помещениям, заглядываю в кабинеты и выбираю тётю подобрей. Достаю командировочное удостоверение, паспорт и протягиваю облюбованной тёте с просьбой подписать бумаги.
Что тут началось!
После объяснения с сотрудниками, сопровождавшееся их дикими, возмущенными воплями: "Кто вы такая! Как вы сюда проникли! Что вы тут делаете!", - спокойно вышла и вернулась в министерство, так и не поняв, что за фигня, к чему такие крики и почему милиционеры у входа суетятся, орут что-то по рации и матерно вопят, показывая на меня пальцами.
Не успела я выбрать, каким лифтом подняться на нужный этаж в кабинет ехидно усмехающегося чиновника, чтобы дожать его на подпись, как именно он кинулся мне навстречу в вестибюле - уже без ухмылки. Ручейки пота стекали от кромки волос по всему лицу. До сих пор мне не приходилось видеть настолько перепуганного человека.
Тот, кто послал меня в Главлит, вырвал у меня из рук бумаги, подписал навесу, побежал со мной в канцелярию, зарегистрировал их и поставил все печати сам.
Пока он бегал по коридорам министерства, я сидела в приемной и ждала, как барыня ждет услуг холопа.
При этом, всё министерство бегало на меня смотреть как на чудо.

Я конечно смекнула, что дело нечисто, но вида не подаю, задрала нос, изображая неприступную крепость.
Ножку за ножку закинула, шарфик кокетливо поправила, глазками похлопала, помадой губки подправила. Открыла сумочку, сигарету из пачки вытащила и давай ею играть, якобы в нетерпении - когда же, наконец, прибудет курьер с нужными бумагами!

В приемной секретарь, с едва заметной ядовитой улыбочкой, змеившейся даже не на губах, а оставляющей легкий след на произносимых словах, объяснил мне, почему такое повышенное внимание к моей скромной персоне.
От него, кстати, я узнала, что такое Главлит.
Нет, я знала, что кто-то занимается цензурой и охраной государственных тайн, но совершенно не предполагала, что этот кто-то называется "Главлит".
Я призналась секретарю, что в Главлит зашла совершенно свободно, даже не предполагая, что это за контора.
Если бы знала, то возможно дрогнула бы уже у охраны на входе.
Да ну, нет! Мне и в голову не пришло бы туда идти - мне там нечего было делать с моими бумагами. Оказывается, именно это и сказали министру по телефону добрые тёти из Главлита, посоветовав уволить некомпетентного чиновника.
Вызванный на ковер ехидный хозяин кабинета, с которого ухмылочка слезла вместе с потом, пытался объяснить министру, что он пошутил с молодой неопытной провинциалкой. Кто ж знал, что у нас в самой читающей стране, в двадцатом веке есть еще такие фросибурлаковы, которые не знают, что в Главлит посетители не ходят.
Я пожала плечами, забрала бумаги, отметила командировку и поехала домой.
В поезде, хохоча, рассказала попутчикам, таким же провинциалам как и я, о том, что командировочное задание было выполнено с применение Главлита.
Седой шахтер с лицом, усыпанным вкраплениями угля, с негнущимися пальцами, который ездил в Москву за продуктами и приданым для новорожденного внука, подвел итог моему рассказу: "Хорошо, что в Советском Союзе есть контора, которая может чиновнику дать песды".

Клеймо

 Иногда происходит нечто, о чем нельзя рассказать никому.
Не позорное, нет, просто настолько незначительное для постороннего взгляда, что если начать говорить, то получится плоско, невыразительно, пусто.
Ну, вот, например, мой муж, когда еще не мужем был, снял пушинку с моих волос, долго разглядывал её, даже на солнце посмотрел через пушинку, и бережно положил во внутренний карман пиджака.
Такой пустяк.
А врезалось.
Врезалось глубоко. Навсегда, как татуировка. Еще глубже. С кожей не снимешь. Разве что - с головой вместе.

И ты не знаешь, тебя это нечто ранит, или излечивает.

Иногда в тайне заглядывала во внутренний карман мужниного пиджака, чтобы убедиться, что слипшаяся, потерявшая объем пушинка, всё еще там.
Пиджак претерпел ряд химчисток, в конце концов потерял форму, выцвел, и нашел свое законное место в дачном сарае рядом с инструментами.
Но пушинка, или то, что от неё осталось, была там - во внутреннем кармане - всегда.

Потом муж умер.

Все его вещи - и новые, и старые - моя матушка отдала людям.
Так положено.
Я не смогла, была не в этом мире, где-то витала, и матушка взяла на себя этот труд.

Вот.

Подготовить свое сердце

 Она немолода. Мягкая, улыбчивая. Заговорили о сверхъестественном. Я утверждала, что все, что публично нам представлено - шарлатанство. Тайное на то и тайное, что его обычные люди не замечают. Лишь редкие личности  видят сквозь тяжелую завесу материальности. 
- Я всего только раз в жизни встретилась с настоящим пророческим даром. И это при том, что много лет работала с целительницей. Целительница использовала древние наработки своей семьи для частичного облегчения людских болезней. Ничего сверхъестественное - вполне объяснимый эффект традиционной русской мануальной терапии и травничества.
Но та редкая женщина меня поразила, и чем дальше во времени от этой встречи, тем яснее насколько глубок был её дар.

Лет семь назад мы с внучкой стояли на остановке в Водяном, ждали маршрутку, чтобы с дачи уехать домой.
Зной выжигал волю.
Вдруг краешком глаза вижу высокую нелепую фигуру женщины лет сорока.  Несмотря на жару, внутри всё похолодело от ужаса - вдруг она вздумает к нам подойти!
Я запаниковала, стала вспоминать, чем еще можно уехать, чтобы избежать столкновения со странной теткой, но электричка должна была подъехать часа через два. 
Она подошла к нам, но не прямо, а какими-то зигзагами, бочком, склонив голову к земле, не глядя в глаза, заговорила высоким голосом, шепеляво - у неё не было зубов. Но одета была хорошо: дорогое хлопчатобумажное платье цвета топленого молока с вышивкой "ришелье"- чистое, выглаженное, хорошие босоножки. Аккуратные руки с маникюром. Но эта жалкая беспрерывная улыбка!.. Она ранила.
То, что она тогда сказала начало сбываться буквально месяца через полтора и продолжает сбываться до сих пор.
Но когда я услышала это предупреждение, то не поверила ни на миг, настолько оно было невероятно. Невероятно и кошмарно.
Потом, совладав с холодом, я все же спросила, зачем она мне это рассказала? Видимо, для того, чтобы я как-то могла изменить будущее, обезвредить надвигающуюся опасность?
Нет, ответила тетка, изменить ничего нельзя. Предупредила, чтобы я сумела подготовить  свое сердце. 
Отмахнулась.
Да ну, не буду я обращать внимания на бред какой-то юродивой!
Во оно! Вот оно то самое искомое слово - юродивая!

Моя собеседница разгладила руками юбку на коленях:
- У меня тоже было один раз странное. Умер муж, заранее предупрежденный об этом во сне и курами.
- Курами?
- Да, мы купили на рынке живых кур, чтобы отвезти родным в деревню. Но всё никак не могла собраться поехать, мешало то одно, то другое. Пришлось временно поселить кур на балконе. И вдруг однажды утром одна из кур закукарекала петухом. Все знают, что это очень плохой знак - к смерти члена семьи. 
- А сон какой?
- Мужу приснилось, что он умер, лежит на столе, а вокруг все родные-покойники, они пришли за ним и увели с собой.
- Слышала, что если снится смерть, то жить будешь долго.
- Я мужу тоже так говорила, Он поверил. Но все же месяца через три мы его похоронили.
- Сколько же ему было лет? 
- Давно это случилось. Ему было тридцать девять.
- Такой молодой! Что же произошло?
- Мы с детьми уехали в деревню, а он остался дома - работа. Кроме того у него была забота - парализованный отец, перенесший инсульт. Правая сторона. Муж стал купать отца. Посадил его в ванну, начал мыть и вдруг что-то зашипело и треснуло. Оказалось, что-то случилось с телевизором. Муж с мокрыми руками побежал в комнату и сунул руку куда-то в телевизор. Всё - упал и умер. Когда его нашли - рука была черная. Сердце остановилось.
Но самое невероятное - отец долго звал сына, потом понял, что стряслась беда, и чудом сумел выбраться из ванны, дополз до открытого балкона и стал кричать.
Соседи помогли: выбили дверь, вызвали скорую и послали нам в деревню телеграмму.

Брайтон

 Сошёл на Брайтон мир глубокий,
И, утомившись битвой дня,
Спят люди, нужды и пороки,
И только моря гул широкий
Во тьме доходит до меня.

О чём ты, море, так тоскуешь?
О чём рыданий грудь полна?
Ты с тишиной ночной враждуешь,
Ты рвёшься, вопишь, негодуешь,
На ложе мечешься без сна.

Красноречивы и могучи
Земли и неба голоса,
Когда в огнях грохочут тучи
И с бурей, полные созвучий,
Перекликаются леса.

Но всё, о море! всё ничтожно
Пред жалобой твоей ночной,
Когда смутишься вдруг тревожно
И зарыдаешь так, что можно
Всю душу выплакать с тобой.

Пётр Вяземский
Осень 1838