Кузнечик на ленте Мёбиуса /окончание/
Jun. 20th, 2008 12:16 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)

***
Гости были уже разгорячены и увлечены, на нас никто не обратил внимания. Неожиданно меня потянули за локоть – отец.
-Здравствуй, дорогая. Рад, что ты все же пришла. Кто твой новый друг?
-Сейчас принято говорить – бой-френд.
-Интересный статус. Это означает, что у тебя появился половой партнер? Или это нечто иное?
-Это означает, что лично для тебя это ничего не означает. Это очень много означает только для меня, и я сама с этим разберусь. Надеюсь, статус бой-френда моего спутника не помешает нам перекусить? Пап, оставь, давай потом поскандалим, очень есть хочется.
-Могла бы своего… м-м-м - друга покормить в клубе. У меня тут не столовая, не кафе и не ресторан, чтобы всякий оборванец мог зайти запросто и есть то, что ему понравится. Здесь собрались мои коллеги, приятели, друзья, знакомые, партнеры. Подчеркиваю – мои. Понимаешь, я пригласил всех своих, а твоего протеже никто не звал.
-Я его позвала.
-Этот дом пока еще не твоя собственность.
-Может, хватит разыгрывать сцену из жизни пациентов доктора Зигмунда Фрейда?
Отец отвесил мне тяжелую пощечину и залил её каким-то хлебовом из своего фужера. Было впечатление, что голова отделилась от шеи, отлетела к стене, срикошетила и совершенно случайно вернулась на мою тоненькую шейку.
Несмотря на то, что отец расправился со мной посредине зала на глазах у всех, вокруг ничего не изменилось. В то время, как на моём лице пылала пощечина, будто перцовый пластырь, оркестр продолжал выводить в ритме вальса грустную мелодию, от которой щемило сердце.
Такое странное ощущение: боль, недоумение и в то же время успеваю услышать музыку, почувствовать её, увидеть гостей, понять, что все они стараются изо всех сил не видеть нас. И ты отвернулся, чтобы не мешать моему позору и не влиять на разрыв. Растерянность, что теперь я могу сделать такого, чтобы не уронить себя, чтобы не потерять тебя и его, бежать или нападать, затаиться или заплакать, покориться или порвать навсегда…
Гости танцевали, беседовали, чокались и ели. А мне хотелось содрать со щеки этот проклятый пластырь, но мой гнев, казалось, распаляет огонь удара еще пуще. Ты, отвернувшись, стоял и слушал музыку, не смотрел в нашу с отцом сторону, не вмешивался. Потом пошел к выходу. Я догнала тебя, и мы пошли рядом, нарочито медленно, в ритм музыки, этакое легато четырех ног в исполнении любовной парочки.
Ты улыбнулся:
-Похоже, здесь нет барана. То есть, я хотел сказать – баранины.
-Да, поесть не удалось. Хорошо, хоть музыку немного послушали.
-Куда теперь?
-Ко мне?
-Ко мне?
-Куда ближе?
-В клуб.
-А клуб этот, случаем, не твоего папаши?
-Нет, он мой. Подарок любящего родителя в день совершеннолетия дочери.
-Подозреваю, что и в клубе сегодня обошлись без баранины.
-Ты прав, кроме выпивки под утро там уже ничего не остается.
-Тогда – в ресторан.
-А если на ипподром?
-Ипподром? Поздно уже – заездов не будет.
-Зато будут бараньи шашлыки!
-Точно! Как же я забыл про круглосуточную шашлычную на ипподроме!
Мы летели сквозь ночь, влажная прохлада била в лицо упруго и мощно, но так и не погасила пекущего пластыря на щеке. Он мне мешал, он раздражал, он заставлял где-то в груди шевелиться и ворочаться чему-то темному и свирепому.
Шашлычная была аквариумом, погруженным в полумрак, в котором уснули все рыбы и плавали на поверхности вверх брюхом. Официанты едва двигались, мангал лениво мерцал полупотухшими углями, но мы решили съесть барана, и никто больше не посмел нам в этом помешать.
Шапито-медитация
Ветер хлестал по полотняным стенам шапито, холодное солнце сверкало в набалдашнике шпиля на шатре. Это навершие было выполнено в виде распахнутого сундучка или шкатулки белого металла, покрытого затейливой вязью. Из этого сундучка падал, и все никак не мог упасть из-за упрямого ветра, факел синего шифона. Перед входом тучные музыканты дули в толстые трубы и били в пузатые барабаны, разнося по побережью низкие призывные звуки.
Все вокруг шелестело, дуло, звенело, хлопало, рвалось, дудело, летело, блистало.
Публика, привлеченная праздником, устроенным ветром, оркестром и шапито, хватала билеты, и валом валила в цирк.
Внутри шатра людей окружал полумрак и тишина. Даже говор толпы стихал на пороге цирка. Цвета темного вина бархат устилал арену. По ней бегал, приседая и подпрыгивая, огромный негр, расписной, как куманец и с такой же огромной сквозной дырой в груди. Края дыры были ровные и отполировано блестели. Публика пыталась разглядеть внутренности, но напрасно. За последним зрителем закрылась дверь, все расселись по местам, и негр ударил в бубен, взявшийся невесть откуда.
Негр бил, подскакивал, шептал, вскрикивал и лопотал, зрители раскачивались с остекленевшими глазами – представление началось!
Вот бубен вырвался из рук циркача и поплыл над головами почтеннейшей публики, осыпая ее серебристой пылью.
Негр хлопнул в ладоши и особенно высоко подпрыгнул - в момент соприкосновения его ног с бархатом арены на ней появилась маленькая коробочка. Артист наклонился и стал дуть на нее. Коробочка начала набирать размер и объем, превратившись в огромный сундук.
Вдруг крышка сундука откинулась и…я очутилась в городе желтых домов.
Желтая медитация
Город легких временных построек из желтой бумаги, толстой и рыхлой. Домики слегка отсырели от обильной утренней росы, усеявшей осеннюю паутину.
Женщина в шафрановом шелковом халате выходит на террасу, держа золотое блюдо. Она замирает, жмурится, с улыбкой вдыхая горечь пожелтевшего сада. Потом медленно поправляет салфетку лимонной парчи, прикрывающую лежащую на блюде отрубленную голову. Рука касается сложной прически, но ни один волосок не посмел выбиться из колючих лап гребенок и стилетов шпилек.
Наклонила головку, чтобы под ногами рассмотреть лежащего на каменных плитах кузнечика. Глаза мертвеца широко открыты, в черных кругляшках отражается кенарь в раскачивающейся клетке. Завалился набок, одна лапка в сторону. Замерз, видно пытался проскочить в двери, а они уже были закрыты.
Холодно ночью - скоро зима.
Ножкой сдвинула трупик с плит террасы на землю, вдруг отогреется, оживет, хоть один день - да его. Обильная роса на траве обещает сегодня теплый денек.
С блюдом в руках, не скрываясь, женщина выходит из дома своего любовника, сердце и печень которого она съела сырыми. Голову его понесла домой, чтобы выварить, и когда мягкие ткани отпадут, череп займет свое место на полочке рядом с другими черепами, желтеющими длинной вереницей под янтарным фонарем кухни.
Она стоит передо мной, колеблясь золотистым пламенем. Мама.
-Доченька, не верь отцу. У него на службе псари и охотники. Как только ты выросла и сумела изменить себя по своему желанию, отец задумал избавиться от меня, и взять тебя в жены. Так делают все животные. Только люди избегают близкородственных связей. Лису–оборотня могут легко уничтожить собаки, осина и серебро. Отец предпочитает собак – они не оставляют от жертвы даже клочка шерсти. Он не только меня затравил собаками, но и твоего первого мужа псы разорвали по его приказу. А ты, бедная, ломала голову, куда он исчез?
-Я подозревала, что здесь что-то нечисто, но не знала наверняка. Отцу не помогла смерть моего первого мужа – я не покорилась.
-На очереди твой второй избранник. Если ты не опередишь отца, то скоро опять овдовеешь.
-Но я уже искала его в особняке – там пусто, все заброшено, крыша провалилась, в комнатах растет трава.
-Загляни в подпол. Там есть ход в нашу нору, помнишь ее? Ты любила бывать там в детстве, пряталась ото всех в потайных ходах. Отец в норе. Когда ты найдешь вход, я помогу тебе обнаружить отца. Возьми это блюдо, сядь на него, и оно плавно принесет тебя в нужное место. Прощай, родная, береги себя.
Нора-медитация
Лисица лежит в своей уютной родной норе, теплой и сухой, где неизменно чувствовала себя в безопасности. Эта нора служила надежным убежищем многим поколениям лис, и ни разу не была обнаружена ни собакой, ни человеком и никем иным. Запасные выходы содержались в идеальном состоянии, скорее для соблюдения семейной традиции, чем по необходимости.
***
Я поселилась у тебя. Однажды приехал отец для ультиматума и похищения. Прижалась к тебе крепко-крепко.
-Не отдам её.
-Тебя никто не спрашивает.
-Отец, никогда не буду зверем, никогда!
-Природа твоя звериная - лисья.
-Я нашла себе возлюбленного из нашего оборотнического племени. Ни он, ни я не хотим портить людей. Да, мы не такие, как они, но и не такие, как ты. Мы не можем изменить нашу сущность, но мы можем жить в ладу и с людьми, и с тобой. Оставь нас, нам хорошо вместе.
-Моя сила уходит, ты нужна, чтобы заменить собой умершую мать. Она всегда хорошо делала свою работу, пока охотники не затравили ее собаками. И после этого ты собираешься хорошо относиться к людям? Они виновники гибели твоей матери.
-Но ведь она, служа тебе, принесла столько горя – скольких она погубила, забрав их силу. И только потому, что ты, отец, заставлял ее делать это.
-Иначе я бы уже давно умер. У нас, лисиц, нет выбора, мы должны губить человечков или гибнуть сами.
-Я свой выбор сделала.
Отец стал надвигаться на нас, и вскоре я потеряла сознание и тебя.
***
Кровь, обильно льющаяся из рваных ран, пачкает пол родного жилища. Запах этой крови скоро привлечет несчетных ее любителей, тайна норы будет раскрыта. Лисе придется ее бросить. Бросить вместе с отцом - старым плутом-оборотнем, которого она только что загрызла, чтобы, съев его печень и сердце, забрать колдовскую силу. Удивительным образом жгучий пластырь со щеки исчез.
***
Шаман закрыл коробочку, и толпа погнала лису камнями по дороге.
Финал
Один из камней, попавший точно в крестец, заставил меня вздрогнуть и открыть глаза. Я по-прежнему сидела в спортивном зале на коврике, скрестив ноги. Раньше всех вышла из медитации, и если бы не проклятый камень, то узнала бы, чем кончились все эти похождения. Потерла поясницу, какой все же болезненный ушиб. Вовремя улизнула. Посмотрела по сторонам – все адепты тихохонько сидят, и закрытыми очами шарят в потаенном.
Вот ведь, обман чувств – только сейчас заметила, что слегка парю над ковриком. Невысоко поднялась, не более толщины ладони, но все же воздушная подушка отделила мой зад от пола. Хм-м, это еще от чего считать – высоко-невысоко. Если учесть, что спортзал на втором этаже, а отрыв считается не от пола, а от поверхности земли, то довольно высоко – до второго этажа вспорхнула.
Но, как только взгляд уперся в гуру, бьющего себя по полосатым бокам гибким тигриным хвостом, от неожиданности со всего маху шлепнулась на пол, в очередной раз саданув зад. Все, теперь окончательно вышла из медитации.
Выбежала из зала, на ходу застегивая куртку, и уткнулась носом в твидовую, до боли знакомую грудь, маячившую у выхода. Жесткие руки схватили, закружили, вихрь обдал меня любимыми ароматами.
-Ты! Все-таки заехал! Не ожидала – а говорил, что сегодня занят. Дай ушко лизну. Люблю твои неожиданности. Как хорошо, что мне не придется тащиться на метро!
-Ну, как успехи? Сегодня получилось? – спрашивает и целует, не давая ответить.
-Сегодня во время медитации отбила себе всю задницу.
-И это всё?
-Ты на мицубиске или на вольвочке? Я без памяти от того, как ты водишь машину – ты настоящий виртуоз! Нет, не виртуоз - ас. В тебе умер талантливый гонщик, гораздо более талантливый, чем ныне живущий бизнесмен.
-Зубы мне не заговаривай и лестью не прикрывайся. Ты не ответила.
-Кстати, о смерти - меня сегодня два раза пробовали укокошить и напугать, но безуспешно. В родительский дом возврата нет, надо обустраивать новую норку. Вот в субботу этим и займемся. Работы куча: изыскания провести, замеры сделать, смету составить, все вынюхать.
-Значит, всё получилось! Ты с ним разделалась?
-Нет, я бы не смогла – он мой отец. Несчастный случай – пол обветшалого особняка обрушился, отец упал в подвал, из которого торчал осиновый кол и погиб. Видимо, кто-то охотился на него и подготовил ловушку. Мне жаль, что так получилось, но он заслужил такой конец, хотя бы за то, что заставлял мою мать убивать людей и коллекционировать их черепа, а потом и с ней покончил так же, как и с моим первым избранником – затравил собаками. Мама сегодня мне являлась – такая нежная, трогательная, вся в желто-шафрановом, с золотым блюдом. Она и открыла мне всю правду о своей смерти и смерти моего первого мужа. Так что можешь жить спокойно – мой отец больше тебе не угрожает.
Чуть-чуть соврала мужу, я все-таки лиса. Ему не надо знать обо всём. Как говорила моя бедная мама – никогда не показывай мужчинам тыльной стороны хвоста.
Но если бы я не забрала отцовскую колдовскую мощь, то пространственно-временной завиток ленты Мёбиуса не был бы ко мне столь благосклонен – у меня просто не хватило бы силы вернуться в то же место и в то же время. И рассекала бы между мирами этаким Летучим Голландцем, не зная ни сна, ни отдыха.
Уже сидя в машине, вспомнила странный путь из шкатулки в коробочку, из коробочки в сундучок, и поделилась с мужем сделанным открытием:
-Знаешь, а ведь мне впервые удалось пройти по пространственно-временной ленте Мёбиуса – из одного мира в другой, из сегодня во вчера и обратно. Сделала так виртуозно, что вернулась в ту же точку, из которой вышла, будто делаю это каждый день по нескольку раз. Самое главное в этом путешествии – нигде и никогда не петлять. Идти как балерина по проволоке – пяточка к носочку. Смешно, да? В петле не петлять! Повезло, всего раз над полом и зависла - и то на выходе.
Ой, чуть не забыла - гуру-то наш пытается выдать себя за тигра, но из-под наведенной иллюзии явственно проглядывала розовая шкурка, хвостик колечком и рыло-пятачок. Что за времена – каждый поросенок пытается выдать себя за хищника.
И мы с моим избранником радостно закашляли-засмеялись, игриво поправляя друг другу высовывающиеся из-за пояса джинсов рыжие хвосты – при возбуждении с хвостами просто беда.
Рисунок И.Шлосберга